- Комиссар Мегрэ, #
Глава 1
По дороге с Набережной Орфевр к мосту Мари Мегрэ вдруг остановился, потом сразу же двинулся вперед, так что Лапуэнт, шедший рядом, не успел даже ничего заметить. На какое-то мгновение комиссар почувствовал себя таким же юным, как и его спутник.
Должно быть, в этом был повинен воздух — удивительно прозрачный, какой-то пряный и благоухающий. Вот в такое же солнечное утро, что и нынче, Мегрэ, тогда еще молодой инспектор, только что назначенный в отдел охраны уличного порядка Сыскной полиции — парижане продолжали называть ее по-старому, Сюртэ, — долге бродил по парижским улицам.
Хотя настало уже двадцать пятое марта, это был первый настоящий весенний день, безоблачный и ясный. Недаром ночью на город обрушился грозовой ливень, сопровождаемый далекими перекатами грома. Первый раз в этом году Мегрэ оставил пальто у себя в кабинете, и теперь легкий ветерок трепал полы его расстегнутого пиджака.
Мегрэ шел, заложив руки за спину, поглядывая направо и налево, подмечая все, на что он давным-давно уже перестал было обращать внимание.
Для такой короткой прогулки не стоило брать одну из черных машин, стоявших во дворе Сыскной полиции, и мужчины двинулись пешком по набережной. На паперти Собора Парижской богоматери они невольно спугнули стаю голубей. Неподалеку, прямо на площади, стоял туристический автобус — большой желтый автобус, прибывший из Кельна.
Перейдя железный мостик, они очутились на острове Сен-Луи, и в одном из окон Мегрэ заметил молоденькую горничную в черном платье и белой кружевной наколке, похожую на героиню пьес, идущих на Бульварах. Немного дальше помощник мясника, в белом фартуке, отпускал мясо. Из соседнего дома вышел почтальон.
Утром распустились почки, окропив деревья своей нежной зеленью.
— Вода в Сене стоит еще высоко, — заметил Лапуэнт, до сих пор не раскрывавший рта.
Да, паводок был высокий. Целый месяц, почти не переставая, лили бесконечные дожди, и чуть ли не каждый вечер по телевизору показывали затопленные города и селения, где на улицах бесновалась вода. Желтоватые волны Сены несли мимо разные обломки, старые ящики, ветви деревьев.
Мегрэ и Лапуэнт добрались по набережной Бурбонов до моста Мари и теперь неторопливо переходили мост, пристально рассматривая сероватую баржу, стоявшую на приколе ниже по течению. Судя по красно-белому треугольнику, намалеванному на носовой части, она принадлежала компании водных перевозок. Баржа называлась «Пуату». Пыхтение и скрежет парового подъемного крана, разгружавшего ее трюмы, набитые песком, примешивались к смутному городскому гулу.
Выше моста, в метрах пятидесяти от «Пуату», стояла на причале другая баржа. Чистенькая и опрятная, она, казалось, уже с раннего утра была надраена до блеска. За кормой лениво плескался бельгийский флаг, а возле белой рубки, в парусиновой люльке, напоминавшей гамак, спал ребенок. Высоченный светловолосый мужчина смотрел в сторону набережной, словно поджидая кого-то.
На барже золотыми буквами было написано: «Зваарте Зваан»[1]. Ни Мегрэ, ни Лапуэнт не понимали, что означало это фламандское название.
Было около десяти часов. Полицейские вышли к набережной Селестэн и собирались было спуститься к причалу, как в эту минуту подкатила служебная машина. Из нее вышли трое мужчин. Хлопнула дверца.
— Смотрите, какое единодушие! Все собрались вовремя… Эта троица прибыла тоже из Дворца Правосудия, но из другой части здания — именно из той самой, где заседали лица поважнее — чиновники судебного ведомства. Это были помощник прокурора Паррен, судья Данцигер и старик, секретарь суда, фамилию которого Мегрэ никак не мог запомнить, хотя и встречался с ним сотни раз.
Прохожие, торопившиеся по своим делам, дети, игравшие на тротуаре, — все они и не подозревали, что присутствуют при выезде прокуратуры на место преступления. Да и действительно, в такое весеннее утро это событие отнюдь не выглядело торжественно. Помощник прокурора вынул из кармана золотой портсигар и машинально протянул его Мегрэ, хотя у того была во рту трубка.
— Ах, извините, не заметил… Это был высокий, худощавый, изысканно одетый блондин, и комиссар в который раз подумал, что щегольство, видно, присуще сотрудникам прокуратуры. Зато судья Данцигер, этакий маленький толстячок, одет был совсем просто.
— Что ж, пошли, господа?
Все спустились по выбитой мостовой и оказались у самой воды неподалеку от баржи.
— Вот эта?
Мегрэ знал не больше своих спутников. Утром он прочел в суточном отчете краткое изложение всех ночных происшествий, а полчаса назад раздался телефонный звонок: его просили присутствовать при выезде прокуратуры.
Он не возражал. Приятно было снова очутиться в привычной обстановке и в хорошо знакомой среде. Впятером они направились к самоходной барже, с которой на берег была переброшена доска.
Рослый, светловолосый речник сделал несколько шагов им навстречу.
— Давайте руку, — сказал он помощнику прокурора, который шел первым. — Так оно будет безопаснее. Верно?
Говорил он с заметным фламандским акцентом. Резкие черты лица, голубые глаза, сильные руки, манера двигаться — все напоминало гонщиков-велосипедистов после пробега, когда они дают интервью для печати.
Здесь, у самой реки, подъемный кран, выгружавший песок, грохотал еще сильнее.
— Вас зовут Жозеф ван Гут? — спросил Мегрэ, мельком взглянув на листок бумаги.
— Да, мосье. Жеф ван Гут.
— Вы владелец этого судна?
— Ну конечно, мосье, я его хозяин. А то кто же!
Из рубки тянуло чем-то вкусным. Внизу, у самого трапа, выстланного цветастым линолеумом, хлопотала по хозяйству молоденькая женщина. Мегрэ кивнул на ребенка в люльке.
— Ваш сын?
— Ха, не сын, мосье, дочка. А звать ее Йоланда. Мою сестру тоже зовут Йоланда, и она крестная малышки… Но тут счел нужным вмешаться помощник прокурора, предварительно дав знак секретарю приготовиться к записи.
— Расскажите нам, как все это произошло.
— Ну что ж. Я его выловил, а вон тот, с соседней баржи, мне помог…
Жеф показал пальцем на «Пуату», где на корме, прислонясь к рулю, стоял какой-то человек и смотрел в их сторону, словно поджидая своей очереди.
Несколько раз пропела сирена, и мимо них, вверх по течению, медленно прошел буксир, ведя за собой четыре баржи. И когда каждая проходила мимо «Зваарте Зваан», Жеф ван Гут в знак приветствия поднимал правую руку.
— Вы знали утопающего?
— В жизни не видал.
— Давно вы стоите на причале у этой набережной?
— Со вчерашнего вечера. Я иду из Жемона в Руан с грузом шифера… Хотел было дотемна пройти Париж и заночевать у Сюренского шлюза… Да вот, слышу, двигатель пошаливает. Мы ведь, речники, не очень-то любим ночевать в Париже. Понимаете?..
Вдали, прямо под мостом, Мегрэ заметил двух-трех бродяг и среди них очень толстую женщину. Ему показалось, что он уже где-то видел ее.
— Как это произошло? Он бросился в воду?
— Вот уж не думаю, мосье! Если б он сам бросился в воду, то что же делали здесь тогда те двое?
— В котором часу это было? Где вы находились в это время? Расскажите нам подробно обо всем, что случилось в течение вечера. Вы стали на якорь у набережной незадолго до наступления темноты?
— Точно.
— Вы заметили под мостом бродягу?
— Да разве их замечаешь? Они почти всегда там торчат.
— Что вы делали потом?
— Поужинали — Хуберт, Аннеке и я.
— Кто такой Хуберт?
— Мой брат. Он работает со мной. Аннеке — моя жена, ее имя Анна, а по-нашему — Аннеке.
— А потом?
— Мой брат принарядился и пошел на танцы. Годы такие, верно?
— Сколько ему?
— Двадцать два.
— Сейчас он здесь?
— Пошел за продуктами, скоро вернется.
— Что вы делали после ужина?
— Занялся двигателем и сразу же заметил утечку масла. А поскольку я хотел отчалить сегодня утром, вот и пришлось взяться за починку.
Фламандец подозрительно оглядывал их, одного за другим, как человек, не привыкший иметь дело с правосудием.
— В котором часу вы окончили вашу работу?
— Вчера я не успел и доделал утром.
— Где вы находились, когда услыхали крики? Жеф почесал голову, глядя на просторную, надраенную до глянца палубу.
— Сперва я поднялся сюда, чтобы выкурить папиросу и посмотреть, спит ли Аннеке.
— В котором часу?
— Около десяти, точно не помню.
— Она спала?
— Да, мосье. И малышка тоже. Дочурка иногда плачет ночью: у нее режутся первые зубки…
— Потом вы снова спустились к двигателю?
— Совершенно верно.
— В рубке было темно?
— Да, мосье, ведь жена спала.
— На палубе тоже было темно?
— Конечно.
— Ну, а потом?
— Прошло порядочно времени, потом я услыхал звук мотора — будто неподалеку затормозила машина…
— И вы не вышли взглянуть?
— Нет, мосье. Да и зачем?
— Ну, а дальше…
— Немного погодя слышу — бух!
— Как если бы кто-нибудь упал в воду?
— Да, мосье.
— И тогда?
— Я поднялся по трапу и высунулся из люка.
— И что же вы увидели?
— Двух человек, которые бежали к машине…
— Так там стояла машина?
— Да, мосье, красная машина, марки «Пежо-403».
— Неужели было так светло, что вы могли ее рассмотреть?
— Там, как раз над стеной, на набережной, стоит фонарь.
— Как выглядели эти двое?
— Тот, что пониже ростом, — широкоплечий, в светлом дождевике.
— А другой?
— Мне не удалось хорошенько его разглядеть, потому что он первым сел в машину и сразу же включил мотор.
— Вы не запомнили номерной знак?
— Какой знак?
— Номер, обозначенный на табличке?
— Помню только, что там было две девятки и кончался он на семьдесят пять…
— Когда вы услышали крики?
— Как только машина тронулась с места.
— Иначе говоря, прошло некоторое время, прежде чем человек, которого бросили в воду, стал кричать? В противном случае вы, наверно, услышали бы его крики раньше?
— Думаю, что так, мосье. Ведь ночью тише, чем днем.
— А который был час?
— За полночь.
— Вы не заметили кого-нибудь на мосту?
— Я не смотрел вверх.
На набережной, как раз над стеной, начали останавливаться прохожие, с интересом наблюдая за этими людьми, что-то обсуждавшими с хозяином баржи. Мегрэ показалось, что бродяги тоже подошли ближе. Кран по-прежнему черпал песок из трюма «Пуату» и ссыпал его в грузовики, подъезжавшие один за другим.
— Он громко кричал?
— Да, мосье.
— А как он кричал? Звал на помощь, что ли?..
— Просто кричал… Потом крики стихли…
— Что же вы сделали?
— Спрыгнул в ялик и отвязал его…
— Вам удалось сразу же разглядеть тонущего?
— Нет, мосье, не сразу. Хозяин «Пуату», должно быть, тоже услышал крики: он бежал по палубе и пытался зацепить что-то багром…
— Продолжайте.
Фламандец, как было видно, старался изо всех сил, рассказывая о происшедшем, но давалось это ему не легко — недаром на лбу у него проступили бусинки пота.
— Вы все время видели тонущего?
— То видел, то не видел.
— Потому что тело скрывалось под водой?
— Да, мосье, и его уносило течением.
— Так же, как и ваш ялик?
— Да, мосье… Сосед спрыгнул в него…
— Владелец «Пуату»?
Жеф вздохнул, очевидно подумав, что собеседники его не слишком понятливы. Для него-то все было очень просто, и, вероятно, он не в первый раз переживал подобные происшествия.
— И вы вдвоем вытащили его из воды?
— Да.
— В каком он был состоянии?
— Глаза у него были открыты… В ялике его начало рвать…
— Он ничего не говорил?
— Нет, мосье.
— Он казался испуганным?
— Нет, мосье.
— А как он выглядел?
— Да никак. Он лежал неподвижно, а вода все лилась и лилась изо рта…
— Глаза у него все время были открыты?
— Да, мосье, я уже думал, что он умер.
— Вы звали на помощь?
— Нет, мосье. Звал не я…
— Ваш приятель с «Пуату»?
— Нет. Нас окликнули с моста.
— Значит, кто-то был на мосту Мари?
— В ту минуту — да. Он спросил нас, не утонул ли кто. Я подтвердил. Тогда он крикнул, что сейчас сообщит полиции.
— И он это сделал?
— Да. Немного погодя на велосипедах приехали два ажана.
— Дождь уже шел?
— Гроза началась как раз в то время, когда мы втаскивали этого человека на палубу.
— Вашего судна?
— Да.
— Ваша жена проснулась?
— В рубке горел свет. Аннеке набросила на себя пальто и смотрела на нас.
— Когда вы обнаружили кровь?
— Когда его положили возле руля; она текла из трещины в голове.
— Из трещины?
— Ну, из дырки… Я не знаю, как вы это называете…
— Полицейские приехали сразу?
— Почти сразу.
— А прохожий, который их вызвал?
— Больше я его не видал.
— Вам не известно, кто он?
— Нет, мосье.
В это солнечное утро нелегко было представить себе ночную сцену, о которой Жеф ван Гут рассказывал так подробно, тщательно подбирая слова, словно переводя их с фламандского.
— Вам, конечно, известно, что бродягу ударили по голове, а потом уже бросили в воду?
— Так сказал доктор. Ведь один из полицейских сам сбегал за доктором. Потом приехала «скорая помощь». Когда раненого увезли, мне пришлось вымыть палубу — там натекла здоровенная лужа крови…
— Что же, по-вашему, произошло?
— Не знаю, мосье.
— Вы сказали полицейским…
— Сказал то, что думал. Разве я поступил не так?
— Что же вы им сказали?
— Этот малый, наверно, спал под мостом.
— Но вы прежде его не видели?
— Что-то не помню… Под мостами всегда спят люди…
— Прекрасно. Продолжайте. Значит, подъехала машина…
— Да, да, красная машина. Вот в этом-то я уверен!
— Она остановилась недалеко от вашей баржи?
Жеф кивнул и указал рукой на берег.
— Мотор у нее работал?
На сей раз речник отрицательно мотнул головой.
— Итак, вы услышали шаги?
— Да, мосье.
— Шаги двух человек?
— Я увидел двоих мужчин, они возвращались к машине…
— А когда они подъезжали к мосту, вы их не видели?
— В то время я возился внизу с мотором.
— Значит, эти двое, из которых один был в светлом дождевике, очевидно, оглушили спящего бродягу и бросили в Сену. Так?
— Когда я поднялся на палубу, он был уже в воде…
— В медицинском заключении говорится, что потерпевший не мог так поранить голову при падении в воду… даже если бы случайно стукнулся головой о камни…
Ван Гут смотрел на них с таким видом, будто хотел сказать, что уж это его никак не касается.
— Вы не возражаете, что мы допросим вашу жену?
— Я не против, чтоб вы потолковали с Аннеке, но она все равно вас не поймет, потому что говорит только по-фламандски…
Помощник прокурора взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, нет ли у него вопросов. Комиссар отрицательно покачал головой. Если у него и возникли кое-какие вопросы, то он задаст их позже, когда господа из прокуратуры покинут баржу.
— Мы скоро сможем двинуться дальше? — спросил речник.
— Как только подпишете свои показания и сообщите нам, куда вы направляетесь.
— В Руан.
— Вам придется и в дальнейшем держать нас в курсе вашего местонахождения. Мой секретарь принесет вам бумаги для подписи.
— А когда?..
— Наверно, после полудня.
Подобный ответ явно не удовлетворил Жефа ван Гута.
— Кстати, в котором часу ваш брат возвратился на судно?
— Почти сразу после отъезда «скорой помощи».
— Благодарю вас.
Жеф ван Гут снова помог господину Паррену и его спутникам перейти по узкой доске, и маленькая группа направилась к мосту. Бродяги, стоявшие у баржи, отошли на несколько шагов.
— Что вы думаете об этом деле, Мегрэ?
— Думаю, что все это выглядит очень странно. Не часто бездомный бродяга подвергается нападению… Под сводами моста Мари, как раз у каменной стены, прилепилось некое сооружение, которое можно было бы назвать собачьей конурой. Бесформенное и полуразвалившееся, оно тем не менее на какое-то время служило жильем человеческому существу.
Заметив, что господин Паррен застыл от изумления, Мегрэ усмехнулся и, не выдержав, сказал:
— Такие же конуры существуют под всеми парижскими мостами. Одну из них можете увидеть напротив здания Сыскной полиции.
— И полиция ничего не предпринимает?
— Если полиция их уничтожит, они вырастут снова, только подальше… Это причудливое логово сооружалось, как правило, из старых ящиков и кусков брезента. Размеры его были рассчитаны на то, чтобы там, скорчившись, мог разместиться лишь один-единственный человек. От соломы, рваных одеял, старых газет, разбросанных по земле, шел такой тяжелый дух, что никакие сквозняки не могли выветрить его.
Господин Паррен поостерегся дотрагиваться до вещей пострадавшего, и Мегрэ пришлось самому бегло осмотреть весь этот хлам.
Жестяной цилиндр с дырками и решеткой заменял плиту. В нем еще лежала сероватая зола. Тут же валялись куски бог знает где подобранного древесного угля. Разворошив подстилку, комиссар обнаружил своеобразный клад: две черствые горбушки хлеба, огрызок чесночной колбасы, а рядом, в углу, — книги, заглавия которых он вполголоса прочел:
— «Мудрость» Верлена, «Надгробные речи» Боссюэ…
Мегрэ поднял с земли какой-то журнал, который, должно быть, долго валялся под дождем и был извлечен из мусорного ящика. Оказалось, что это старый номер «Медицинского вестника».
И, наконец, половина книги — вторая часть «Записок с острова Святой Елены».
Судья Данцигер казался не меньше озадаченным, чем представитель прокуратуры.
— Странный подбор книг, — заметил судья.
— Он мог ведь быть и случайным, — высказал свое мнение Мегрэ.
Там же, под дырявым одеялом, комиссар нашел кой-какую одежду: серый, весь в заплатах свитер с пятнами краски, вероятно принадлежавший какому-нибудь художнику; брюки из желтоватого тика; войлочные домашние туфли с протертыми подошвами; пять непарных носков. И, наконец, ножницы с отломанным острием.
— Этот человек умер? — спросил помощник прокурора, по-прежнему держась на почтительном расстоянии, словно боялся набраться блох.
— Час назад, когда я звонил в больницу, он был еще жив.
— Что же, его надеются спасти?
— Пытаются… У бедняги проломлен череп, и, кроме того, врачи опасаются, как бы он не заболел воспалением легких.
Мегрэ машинально катал взад и вперед сломанную детскую коляску — наверно, бродяга брал ее с собой, когда ходил рыться в мусорных ящиках. Обернувшись к группке оборванцев, внимательно следивших за ним, комиссар оглядел их одного за другим. Кое-кто из них сразу же отвернулся. На лицах остальных было написано тупое равнодушие.
— Эй, подойди-ка сюда!.. — подозвал он женщину, поманив ее пальцем.
Если бы все это происходило лет тридцать назад, когда Мегрэ служил еще в отделе охраны уличного порядка, он мог бы назвать по имени каждого из этих людей, ибо в то время лично знал большинство парижских бродяг.
Впрочем, с тех пор они почти не изменились. Разве только число их заметно поубавилось.
— Где ты ночуешь?
Женщина улыбнулась, будто желая задобрить его.
— Вон там, — ответила она, указав на мост Луи-Филиппа.
— Ты знаешь человека, которого ночью вытащили из воды?
Лицо у нее было отекшее, изо рта несло винным перегаром. Сложив руки на животе, женщина кивнула.
— Наши звали его Тубибом[2].
— Почему?
— А он из ученых. Говорят, и вправду был раньше врачом.
— Давно он живет под мостами?
— Уже несколько лет.
— Сколько?
— Не знаю… Я давно потеряла счет годам… Сказав это, она рассмеялась и отбросила с лица седую прядь. Когда она молчала, ей можно было дать лет шестьдесят, но стоило ей заговорить, как сразу же обнажалась почти беззубая челюсть, и толстуха казалась много старше. Однако в глазах ее по-прежнему таилась усмешка, и время от времени она оборачивалась к остальным бродягам, как бы призывая их в свидетели.
— Разве не так? — спрашивала она у них. Они смущенно кивали в ответ, чувствуя себя неловко в присутствии комиссара и всех этих хорошо одетых господ.
— Он всегда ночевал под этим мостом?
— Не всегда… Я встречала его и под Новым мостом, а еще раньше — на набережной Берси…
— А на Центральном рынке? — Мегрэ прекрасно знал, что многие бедняки проводят ночи именно там.
— Нет, — ответила женщина.
— Случалось тебе встречать его у мусорных ящиков?
— Очень редко. Чаще всего он нанимался в ходячие рекламы.
— А что тебе еще известно о нем?
— Больше ничего…
— Он когда-нибудь разговаривал с тобой?
— А как же! Ведь это я иногда подстригала ему волосы. Нужно помогать друг другу!
— Он много пил?
Мегрэ понимал бессмысленность этого вопроса: пили почти все бродяги.
— Не больше других.
— Много?
— Пьяным я его никогда не видала. А вот уж про меня этого не скажешь! — И она засмеялась. — Представьте себе, я вас знаю и помню, что вы не злой. Как-то раз вы меня допрашивали у себя в кабинете… Давно это было, может, лет двадцать назад, когда я еще работала у ворот Сен-Дени…
— Ты ничего не слыхала прошлой ночью?
Она показала рукой на мост Луи-Филиппа, чтобы подчеркнуть расстояние, которое отделяло его от моста Мари.
— Слишком далеко…
— И ты ничего не видела?
— Видела только фары машины… Я подошла поближе — правда, не очень — боялась, как бы меня в нее не упрятали, — и разглядела, что это была «скорая помощь»…
— Ну, а вы что-нибудь видели? — обратился Мегрэ к трем другим бродягам.
Они испуганно замотали головами.
— А не пройти ли нам к хозяину «Пуату»? — предложил помощник прокурора, очевидно желая поскорее покончить с этим делом.
Речник с «Пуату», совсем не похожий на фламандца, уже поджидал их. Вместе с ним на борту «Пуату» тоже жили жена и дети, хотя баржа принадлежала не ему. Она почти всегда ходила лишь от песчаных карьеров Верхней Сены до Парижа. Речника звали Жюстен Гуле. Этому самому Жюстену Гуле — низкорослому, с плутоватыми глазками и прилипшей к губе потухшей сигаретой — можно было дать лет сорок пять.
Из-за грохота крана, продолжавшего разгружать песок, приходилось говорить очень громко.
— Вот ведь занятно! — хмыкнул Гуле.
— Что занятно?
— Да то, что нашлись люди, которые не поленились трахнуть бродягу и швырнуть его в воду.
— Вы их видели?
— Я ровно ничего не видел.
— Где вы находились?
— Когда кокнули этого малого? У себя в постели.
— Что же вы слышали?
— Слышал, как кто-то завопил.
— А шума машины не слышали?
— Может, и слышал. Наверху, по набережной, вечно мчатся машины, так что на это я не обратил внимания.
— Вы поднялись на палубу?
— Ну да… Как был — в пижаме, даже штаны не успел натянуть.
— А ваша жена?
— Она спросонья спросила: «Куда ты?»
— Что вы увидели с палубы?
— А ничего… Как всегда, в Сене крутились воронки. Я крикнул: «Э-эй!», чтобы малый ответил, и я бы знал, с какой стороны он барахтается.
— А где в это время находился Жеф ван Гут?
— Фламандец-то? Я вскоре разглядел его на палубе баржи… Он как раз отвязывал свой ялик… Когда течение проносило его мимо меня, я спрыгнул в лодку… Мы увидели того самого малого — он то всплывал, то исчезал… Фламандец попытался зацепить его багром…
— С большим железным крюком на конце?
— Как и все багры.
— А не могли вы разбить ему голову, когда пытались зацепить багром?
— Ну нет!.. В конце концов, мы все-таки зацепили его за штанину. Я сразу нагнулся и схватил его за ногу.
— Он был без сознания?
— Глаза у него были открыты.
— Он ничего не сказал?
— Его рвало водой… Потом на барже у фламандца мы заметили, что бедняга весь в крови.
— Полагаю, что на этом можно и закончить, — вполголоса буркнул господин Паррен. Вся эта история мало интересовала его.
— Хорошо. Я займусь остальным, — сказал Мегрэ.
— Вы пойдете в больницу?
— Да, собираюсь. Врачи говорят, что пройдет несколько часов, прежде чем он сможет говорить.
— Держите меня в курсе.
— Непременно.
Когда они снова проходили под мостом Мари, Мегрэ сказал Лапуэнту:
— Позвони в районный комиссариат, пусть пришлют человека.
— А где я вас найду, шеф?
— Здесь.
И Мегрэ сухо попрощался с представителями прокуратуры.
