• Комиссар Мегрэ

Глава 1

 Память человека имеет обыкновение машинально регистрировать некоторые весьма незначительные факты и события, и они, без всякой на то причины, надолго заседают у него в голове.

 Так, наверное, и Мегрэ, спустя многие годы, мог бы по минутам восстановить все, что происходило во второй половине того спокойного дня на набережной Орфевр.

 Прежде всего, комиссару вспомнились бы настенные часы из черного мрамора, оправленные в бронзу: они показывали тогда восемнадцать минут седьмого, а на самом деле было чуть более шести с половиной часов. В соседних десяти кабинетах полицейского управления — у начальника и заведующих отделами — висели точно такие яке часы с канделябрами, и с незапамятных времен они точно так же отставали.

 Почему эта мысль пришла ему в голову именно в тот день? Он даже попытался подсчитать, сколько контор, учреждений и министерств получили когда-то от некоего Ф.Ледана, имя которого красовалось на светлом циферблате, целую партию подобных часов. Мегрэ мысленно представил себе, с помощью каких ухищрений и интриг этому часовщику-пройдохе удалось провернуть столь выгодную сделку.

 Судя по стилю часов, Ф.Ледан умер пятьдесят, а может быть, и сто лет тому назад.

 Лампа с зеленым абажуром тогда горела — это был январский день. Точно такие же лампы имелись во всех кабинетах управления уголовной полиции.

 Люка, стоявший у стола Мегрэ, складывал в желтоватую

 папку документы, которые поочередно передавал ему комиссар.

 — Я оставляю Жанвье в «Крийоне»?

 — Да, но долго там не держи. Замени его кем-нибудь вечером.

 В шикарных гостиницах на Елисейских полях произошла серия краж драгоценностей, и полиция установила там тайное наблюдение.

 Мегрэ машинально нажал на кнопку звонка. В дверях тотчас же появился старый служащий управления Жозеф.

 — Ко мне на прием никого нет?

 — Только эта сумасшедшая.

 Комиссар не принимал ее всерьез. Вот уже в течение нескольких месяцев раза два-три в неделю эта женщина приходила на набережную Орфевр, молча проскальзывала в приемную, где принималась чего-то вязать. На прием она не желала записываться. Когда женщина появилась в первый раз, Жозеф спросил, кто ее вызывал в управление.

 Она хитро улыбнулась и тоном шаловливой проказницы ответила:

 — Меня пригласит к себе в кабинет комиссар Мегрэ, если я ему понадоблюсь…

 Жозеф протянул ей регистрационную карточку. Она заполнила ее ровным почерком, похожим на почерк монахини. Ее звали Клементина Фолиен, и проживала она на улице Ламарк.

 В тот раз принять посетительницу комиссар попросил Жанвье.

 — Вас вызывали?

 — Комиссар Мегрэ в курсе дела.

 — Он направлял вам повестку?

 Она снова улыбнулась. Щуплая с виду, полная грации, несмотря на свой возраст, она заявила:

 — Повестка мне не нужна.

 — Вы хотите что-то сообщить?

 — Возможно.

 — Комиссар сейчас очень занят.

 — Ничего. Я подожду.

 Она прождала до семи часов вечера, а потом ушла. Через несколько дней старуха появилась снова в той же сиреневой шляпке, с тем же вязаньем. С видом постоянной посетительницы она уселась на тот же самый стул в приемной с застекленными дверями.

 На всякий случай о ней навели справки. Как выяснилось, долгое время она содержала галантерейную лавку на Монмартре и получала от неё солидные доходы. Племянники и племянницы неоднократно пытались поместить старую тетку в психиатрическую лечебницу, но всякий раз врачи отправляли ее назад, заявляя, что опасности для окружающих она не представляла.

 Откуда же она выкопала имя Мегрэ? Комиссара в лицо она не знала: он несколько раз проходил через приемную мимо сидевшей там женщины, и она даже не взглянула на него.

 — Ну, старина Люка, на сегодня все!

 Рабочий день в ту субботу закончился необычно рано. Мегрэ набил табаком трубку, достал из гардероба пальто, шляпу и шарф.

 Проходя через приемную, комиссар, на всякий случай, отвернул лицо в сторону от посетительницы. Во дворе полицейского управления он сразу же погрузился в желтоватый туман, который со второй половины дня окутал весь Париж.

 Мегрэ не спешил. Подняв воротник пальто, засунув руки в карманы, он обогнул Дворец правосудия, прошел под большими часами и пересек Мост менял. Дойдя до его середины, он почувствовал, что кто-то идет за ним по пятам и быстро оглянулся. Прохожие, зябко поеживаясь от холода, двигались быстрым шагом. Комиссару показалось, что сзади, метрах в десяти от него, какой-то мужчина, одетый во все серое, резко свернул в сторону.

 Мегрэ не придал этому значения, решив, что это ему только показалось.

 Спустя несколько минут он уже ожидал автобуса на площади Шателе. Когда тот прибыл, комиссар пробрался на открытую площадку, где он мог свободно курить трубку. Он готов был поклясться, что табак тогда казался ему каким-то необычным на вкус. Возможно, причиной тому был туман или свежий воздух, но каждая затяжка доставляла ему удовольствие.

 Никаких мыслей в голове у Мегрэ не было, он лишь рассеянно смотрел на покачивающиеся головы стоявших рядом пассажиров.

 Выйдя из автобуса, он так же не спеша зашагал по тротуару. Дойдя до безлюдного бульвара Ришар-Ленуар, комиссар увидел свет в окнах своей квартиры. Поднимаясь по знакомой лестнице, он замечал полоски света под дверями, слышал голоса, звуки радио.

 Как всегда, дверь открылась сразу же, едва лишь он нажал на кнопку звонка, и мадам Мегрэ, заслоняя собой свет, таинственно приложила палец к губам.

 Комиссар вопросительно посмотрел на жену, пытаясь разглядеть, что происходило у нее за спиной.

 — У нас гость.

 — Что за гость?

 — На знаю… Вид у него довольно странный…

 — Что он тебе сказал?

 — Что ему необходимо поговорить с тобой…

 — Как он выглядит?

 — Не могу сказать, но от него разит спиртным… Судя по запаху, доносившемуся из кухни, жена приготовила на ужин лотарингскую запеканку.

 — Где он?

 — Я предложила ему пройти в гостиную…

 Она помогла мужу снять пальто, шляпу и шарф. Мегрэ подумал, что в квартире было не так светло, как обычно, но ему, видимо, это только показалось. Пожав плечами, он толкнул дверь в гостиную, куда они поставили купленный около месяца назад телевизор.

 В углу стоял мужчина, пальто он не снял, а шляпу держал в руке. Вид у него был смущенный, и, казалось, он не решался посмотреть комиссару в глаза.

 — Прошу прощения за то, что шел за вами чуть ли не до самого дома… — тихо проговорил он.

 Мегрэ сразу же заметил у него заячью губу. Он вовсе не считал, что стоявший перед ним гость в чем-то виноват.

 — Это вы приходили на набережную Орфевр и хотели попасть ко мне на прием?

 — Да, я приходил туда несколько раз…

 — Вас зовут… Погодите… Планшон…

 — Верно, Леонар Планшон.

 И еще более униженным тоном он повторил:

 — Прошу простить меня…

 Он огляделся, бросил взгляд на приоткрытую дверь, словно опять хотел убежать. Сколько же раз он вот так уходил, не попав в кабинет комиссара?

 Раз пять, не меньше. И всегда в субботу после полудня. В конце концов коллеги Мегрэ стали называть его «субботним клиентом».

 Случай с Планшоном был чем-то похож на историю с сумасшедшей старухой. В управлении уголовной полиции, как и в редакциях газет, отираются всякого рода люди, поведение которых выглядит странно в той или иной степени. Самых назойливых таких визитеров в управлении знали уже в лицо.

 — Сначала я вам написал… — прошептал мужчина.

 — Присаживайтесь.

 Через застекленную дверь посетитель увидел накрытый на кухне стол и спросил:

 — В этот час вы обычно ужинаете, не так ли?

 — Присаживайтесь, — повторил комиссар со вздохом.

 Хотя он и вернулся сегодня домой раньше обычного, с ужином, видимо, придется подождать. Так и быть с этой запеканкой! Да и любимая телевизионная передача уже пройдет! За последние несколько недель он и жена привыкли ужинать, глядя на экран. Чтобы лучше видеть, они даже передвинули стол на кухне.

 — Вы сказали, что писали мне?

 — Да, я написал около десятка писем.

 — Вы их все подписали?

 — Первые письма я не подписывал… Я их порвал… Да и остальные тоже порвал… Тогда и решил встретиться с вами…

 Теперь и Мегрэ учуял запах спиртного от своего собеседника, но тот вовсе не выглядел пьяным. Он, похоже, сильно нервничал и так сжимал пальцы на руках, что фаланги побелели. Немного освоившись с обстановкой, он начал посматривать на комиссара, и во взгляде его читалось отчаяние.

 Сколько же ему было лет? Трудно определить: ни молодой, но и не старый, и складывалось впечатление, что он был таким всегда. Может, ему лет тридцать пять?

 Нелегко было определить и к какой социальной категории он принадлежал. Его одежда была плохого покроя, но хорошего качества. Очень чистые руки указывали на то, что он занимался физическим трудом.

 — Почему вы порвали эти письма?

 — Боюсь, вы примете меня за сумасшедшего…

 И подняв глаза, он добавил, словно хотел убедить Мегрэ:

 — Я вовсе не сумасшедший, господин комиссар… Умоляю вас, поверьте мне — я не сумасшедший. Обычно это было плохим признаком, но Мегрэ все же поверил ему. Он слышал, как жена суетится на кухне. Должно быть, она вынула из печи запеканку, которую ему так и не придется поесть горячей.

 — Итак, вы написали мне несколько писем… Затем приходили на набережную Орфевр… Каждую субботу, если не ошибаюсь?

 — Да. По субботам я не работаю…

 — Чем вы занимаетесь, господин Планшон?

 — У меня малярная мастерская… О, совсем небольшая… В разгар сезона у меня работают пять или шесть маляров… Сами видите, что это немного…

 Из-за заячьей губы невозможно было понять, улыбается ли он или морщится. Глаза у него были светло-голубые, а волосы светло-рыжие.

 — Первый раз вы приходили в полицейское управление около двух месяцев тому назад… В карточке вы указали, что желаете видеть меня лично… Почему?

 — Потому что я мог бы довериться только вам… Я прочел в газетах…

 — Хорошо! В ту субботу вы ждали в приемной всего лишь десять минут, а потом ушли…

 — Я испугался…

 — Чего вы испугались?

 — Я подумал, что вы не воспримете мою историю всерьез… Или помешаете совершить мне то, что я задумал…

 — В следующую субботу вы явились снова…

 — Да…

 В тот день Мегрэ вместе с начальником управления и двумя заведующими отделами был на конференции. Когда он освободился, в приемной уже никого не было.

 — Вы по-прежнему боялись?

 — Скорее, меня терзали сомнения…

 — Сомнения в чем?

 — Я сомневался, стоит ли мне доводить до конца то, что я задумал…

 Он провел рукой по лбу.

 — Мне трудно вам объяснить… Видите ли, временами я и сам не знаю, как поступить…

 Когда Планшон явился в третий раз, Мегрэ поручил Люка принять его. Но посетитель отказался сообщить цель своего визита, заявив, что пришел по личному делу, и буквально сбежал из приемной.

 — Кто вам дал мой адрес?

 — Я следил за вами… В прошлую субботу я чуть было не подошел к вам прямо на улице, но потом подумал, что это не совсем подходящее место для беседы… Ваш кабинет меня тоже не устраивал… Возможно, вы поймете меня…

 — Откуда вы узнали, что сегодня вечером я вернусь с работы прямо домой?

 Внезапно Мегрэ вспомнил, как ему показалось на мосту, что кто-то шел за ним по пятам.

 — Вы следили за мной уже на набережной, не так ли? Планшон утвердительно кивнул головой.

 — И шли за мной до автобусной остановки?

 — Да, верно… Когда вы садились в автобус, я взял такси и приехал сюда раньше вас…

 — У вас произошли неприятности, господин Планшон?

 — Хуже чем неприятности.

 — Сколько рюмок вы выпили до того, как пришли сюда?

 — Две… А может быть, три?.. Раньше я не пил, разве лишь позволял себе стаканчик вина за обедом…

 — А теперь?

 — Смотря когда… Днем я не пью, а только по вечерам… Прежде чем прийти к вам, я выпил три рюмки коньяка для храбрости… Вам это неприятно?

 Мегрэ неторопливо курил трубку, не отрывая глаз от собеседника и пытаясь составить о нем свое мнение. Сделать это было трудно: слишком противоречиво вел себя Планшон, это сбивало комиссара с толку. Он видел, что посетитель с трудом сохранял самообладание, весь его облик говорил о постигшей его беде, и в то же время он пытался сдержать свои чувства.

 Мегрэ мог бы поклясться, что Планшон был человеком замкнутым и все переживания хранил в себе. Однако вот уже два месяца его мучило желание поделиться с кем-нибудь своим горем. Несколько раз, по субботам, он пытался поговорить с Мегрэ, но в последний момент уклонялся от встречи с ним.

 — Может быть, будет лучше, если вы расскажете мне свою историю?

 Планшон вновь посмотрел в сторону кухни, где на столе, напротив телевизора, стояли два прибора.

 — Мне очень неудобно, что я улетаю вам ужинать… Это долгая история… Боюсь, что ваша жена на меня рассердится… Послушайте!.. Может, я подожду здесь, а вы поужинаете?.. Или я зайду попозже… Да, так будет лучше! Я скоро вернусь…

 Он уже собирался встать, но комиссар знаком удержал его на месте.

 — Нет, господин Планшон!.. Лучше поговорим сейчас, согласны?.. Поделитесь со мной тем, что вас тревожит… Расскажите, о чем вы писали мне в письмах, которые затем порвали…

 Посетитель, уставившись взглядом на цветные узоры ковра, вдруг негромко произнес:

 — Я хочу убить свою жену…

 После этих слов Планшон посмотрел прямо в глаза комиссару, и тому с трудом удалось скрыть удивление.

 — Вы намерены убить жену?

 — Я просто вынужден это сделать!.. Другого выхода нет… Не знаю, как вам все объяснить… Каждый вечер я твержу себе, что это должно произойти когда-нибудь… Поэтому я и подумал, что если все расскажу вам…

 Вынув платок из кармана, он принялся протирать стекла очков, пытаясь подыскать необходимые для объяснения слова. Вдруг Мегрэ заметил, что одна из пуговиц его пиджака висела на нитке.

 Несмотря на волнение, Планшон перехватил взгляд комиссара, и на лице его, обезображенном заячьей губой, появилась то ли улыбка, то ли гримаса.

 — Да… И из-за этого тоже… — произнес он, едва слышно. — Она даже перестала притворяться…

 — Притворяться в чем?

 — Ну, делать вид, что заботится обо мне… Что она по-прежнему моя жена…

 Уж не жалел ли он о том, что пришел сюда? Сидя на стуле, он ерзал и иногда посматривал на дверь, словно хотел вскочить и убежать из квартиры.

 — У меня невольно возникает сомнение: а стоило было обращаться к вам за помощью?.. И вы же, вы — единственный человек, которому я мог бы довериться… У меня такое чувство, что мы уже давно знакомы… Уверен, вы поймете меня…

 — Вы ревнивы, господин Планшон?

 Их взгляды встретились, и Мегрэ почувствовал, что его собеседник хотел быть с ним полностью откровенным.

 — Сейчас я уже не ревную… Ревность мучила меня раньше… А теперь это уже прошло…

 — И все-таки вы хотите ее убить?

 — Потому что другого решения не существует… Поэтому я и подумал: если напишу или расскажу вам обо всем… С моей стороны, это было бы более порядочно… Ну, а потом, я бы мог отказаться от своих намерений… Вы понимаете? Нет, вы не можете понять, так как не знаете Рене… Извините за столь путаные объяснения… Рене — это моя жена… А мою дочь зовут Изабеллой… Ей семь лет… Это единственное, что меня держит в этом мире… А у вас есть дети?..

 Он снова огляделся вокруг, будто искал что-то, что могло подтвердить его слова: какую-нибудь брошенную на пол игрушку, любую деталь, указывающую на присутствие ребенка в доме.

 — Они и ее хотят отнять у меня… Они все делают для этого… Причем даже не скрывают своих намерений… Видели бы вы, как они ко мне относятся… Вы думаете, что я совсем спятил?

 — Нет, я так не думаю.

 — Может, это было бы и лучше… Меня сразу же поместили бы в лечебницу… Убей я свою жену, я тоже там бы оказался… Или если я прикончу его… Но вообще-то мне нужно убить их обоих… Тогда меня посадят в тюрьму, а кто, в таком случае, позаботится об Изабелле? Видите, как все сложно?.. Я продумал все возможные варианты… Особенно тщательно один из них… Ведь я не хочу попасться… Люди подумали бы, что они оба уехали… Из газет я узнал, что в Париже ежегодно исчезают тысячи женщин, а полиция даже и не пытается их разыскивать… И уж тем более, если речь идет о паре любовников… Знаете, я даже подыскал заранее место, куда можно было бы спрятать их тела… Я тогда работал на стройке, что за Монмартром… Там заливали бетон… Доставь я туда ночью на грузовике трупы, их бы никогда не обнаружили…

 Теперь он говорил возбужденно, скороговоркой, не переставая следить за тем, как комиссар реагирует на его слова.

 — Ваши посетители заявляли когда-нибудь, что они хотели убить жену и ее любовника?

 Вопрос был настолько неожиданным, что Мегрэ удивленно стал рыться в памяти.

 — Случалось, но несколько по-другому, — ответил он наконец.

 — Думаете, я лгу и придумал эту историю, чтобы вызвать внимание к себе?

 — Нет, я так не думаю.

 — Вы верите, что я действительно хочу убить жену?

 — Я вижу, что такое намерение у вас есть.

 — А я могу, по-вашему, это сделать?

 — Вот в это я не верю.

 — Почему?

 — Потому что вы пришли ко мне.

 Планшон резко встал со стула — в таком возбуждении ему не сиделось на месте. Воздев руки к потолку, он воскликнул:

 — Ну вот! Так я и думал!.. Поэтому я и уходил всякий раз из вашей приемной… Именно по этой причине я хотел с вами поговорить… Я не преступник… Я честный человек… И все-таки…

 Мегрэ тоже поднялся на ноги, взял графин со сливовицей и налил стаканчик своему гостю.

 — А вы разве не выпьете сами? — прошептал стыдливо Планшон.

 Затем, повернувшись в сторону кухни, он добавил:

 — И правда, вы ведь не поужинали… А я все говорю и говорю. Хочу объяснить лучше, но не знаю, с чего начать…

 — Может быть, вы предпочитаете, чтобы я задал вам вопросы?

 — Наверное, так будет лучше…

 — Садитесь.

 — Я постараюсь ответить на все вопросы…

 — Когда вы женились?

 — Восемь лет тому назад…

 — До этого вы жили один?

 — Да… Я всегда был одинок… С тех пор, как умерла мать, а мне тогда было пятнадцать лет… Мы жили на улице Пикпюс, недалеко отсюда… Мать работала домашней прислугой…

 — А ваш отец?

 — Его я не знал…

 Планшон покраснел.

 — Вы где-то учились?

 — Да… Я выучился на маляра… Мне было двадцать шесть лет, когда мой хозяин, живший на улице Толозе, сообщил, что из-за сердечной болезни он решил уехать в деревню…

 — Вы купили у него малярную мастерскую?

 — Да, у меня были сбережения… Я почти ничего не тратил… И все же мне пришлось платить своему хозяину шесть лет…

 — Где вы познакомились с женой?

 — Вы бывали на улице Толозе, которая выходит на улицу Лепик, как раз напротив «Мулен де ла Галет»? Там тупик, и улица заканчивается лестницей в несколько ступеней… Я живу внизу, у этой лестницы. У дома есть двор — это очень удобно, чтобы хранить малярные лестницы и все необходимые инструменты…

 Возбуждение Планшона постепенно спало, речь его стала более ровной, монотонной.

 — В середине улицы, налево, если по ней подниматься, есть зал для танцев под аккордеон, куда я заходил по субботам вечером на час или два…

 — Вы танцевали?

 — Нет. Я усаживался в углу, заказывал лимонад, так как спиртного еще не пил, слушал музыку и смотрел на танцующие пары…

 — Подружки у вас были? Планшон стыдливо ответил:

 — Нет…

 — Почему?

 Он дотронулся рукой до губы.

 — Я ведь не красавец и поэтому всегда стыдился женщин… Мне казалось, что мой физический недостаток вызывает у них лишь отвращение…

 — И повстречали ту, которую звали Рене?..

 — Да.. В тот вечер в зале было много народу… Мы оказались за одним столиком… Я не решался заговорить с ней… Она вела себя так же робко, как и я… Чувствовалось, что она не привыкла…

 — К танцам?

 — К танцам, к Парижу, ко всему… Наконец она заговорила и рассказала, что приехала в город чуть меньше месяца назад… Я спросил, откуда она была родом… Оказалось, что Рене родилась в Сен-Совёр, возле Фонтеней-ле-Конт, в Вандее, то есть рядом с деревней моей матери… В детстве я с ней ездил туда несколько раз к теткам и дядям… Мы с Рене разговорились, вспомнили знакомых нам людей…

 — Чем занималась Рене в Париже?

 — Она была подсобной работницей в молочном магазине, который находится на улице Лепик…

 — Она моложе вас?

 — Мне тридцать шесть, а ей двадцать семь лет… То есть почти десять лет разницы… Тогда ей едва исполнилось восемнадцать…

 — Вы быстро поженились?

 — Где-то месяцев через десять… Потом у нас появился ребенок, девочка, Изабелла… И все время, когда жена была беременна, я боялся…

 — Чего вы боялись?

 Он снова показал на заячью губу.

 — Мне сказали, что эта болезнь передается по наследству… Но, слава богу, дочь родилась нормальной… Она похожа на свою мать, и только волосы и глаза у нее светлые, как у меня..

 — Ваша жена брюнетка?

 — Как и большинство женщин в Вандее. Говорят, это из-за того, что туда ездили ловить рыбу португальцы…

 — А теперь вы хотите ее убить?

 — Другого выхода я не вижу… Раньше мы все трое были счастливы… Рене, возможно, и не очень хорошая хозяйка… Ее детство прошло на ферме, где не слишком следили за чистотой и порядком… В тех болотах такие фермы называют лачугами, и случается, что зимой их заливает вода..

 — Я это знаю..

 — Вы там бывали?

 — Да.

 — После работы мне приходилось самому заниматься домашними делами… В то время жена безумно увлекалась кино и после обеда оставляла Изабеллу консьержке, а сама ходила смотреть фильмы…

 Горечи в его голосе совсем не чувствовалось.

 — Я ни на что не жаловался. Ведь она была первой женщиной, которая посмотрела на меня, как на нормального мужчину… Вы понимаете это, правда?

 Он не осмеливался больше смотреть в сторону кухни.

 — Я не даю вам поужинать! Что подумает ваша жена?..

 — Продолжайте… Сколько времени вы были счастливы?

 — Погодите… Мне это никогда даже не приходило в голову… Не помню точно, когда все началось… У меня было небольшое предприятие… Все, что зарабатывал, я тратил на дом: заново покрасил его, переделал на современный лад, оборудовал красивую кухню… Если вы у нас будете… Нет, вы не придете!.. Ну так вот, это значит, что…

 Он снова стиснул пальцы, покрытые рыжеватым пушком.

 — В моем ремесле вы, должно быть, не очень разбираетесь… Бывают сезоны, когда работы много, а иногда случается, что ее почти нет… Поэтому трудно сохранять один и тот же состав рабочих… Кроме старого Жюля, которого мы называем Папашей — он работал еще при прежнем хозяине, — я меняю маляров почти каждый год…

 — До того дня…

 — До того дня, когда появился Роже Пру… Это красивый, физически крепкий, хитрый мужчина, знающий свое дело… Вначале я был очень доволен, что заимел такого компаньона, как он, потому что на стройке я мог полностью на него положиться…

 — Он принялся ухаживать за вашей женой?

 — Честно говоря, не думаю… Женщин у него было столько, сколько ему хотелось, и иногда на него клевали даже клиентки… Ничего не могу сказать, так как ничего такого не замечал, но уверен, что первой начала Рене… Ее можно понять… У меня не только безобразное лицо, но я и не способен развлечь женщину…

 — Что вы этим хотите сказать?

 — Ничего… По натуре я не очень веселый… В гости ходить не люблю… Предпочитаю проводить вечера дома, а по воскресеньям прогуляться с женой и дочерью… Несколько месяцев я ничего не подозревал… Когда мы работали на стройке, случалось, что Пру заскакивал на улицу Толозе, чтобы взять там необходимый инвентарь… И вот однажды, это было два года назад, я неожиданно вернулся домой. Дочь была на кухне одна… Я до сих пор это помню… Она сидела на полу… Я спросил ее: «А где мама?» Она показала ручкой на спальню и ответила: «Там». В то время дочери было пять лет. Когда я вошел в спальню, то застал их полуголыми. Пру выглядел смущенным, а жена посмотрела мне прямо в лицо и заявила: «Ну что ж! Теперь ты все знаешь!»

 — Как вы отреагировали?

 — Я ушел… Бесцельно бродил где-то, не зная, что делать… Не помню, как очутился за стойкой какого-то бара и впервые в жизни напился. Прежде всего я думал о дочери. Мне хотелось, чтобы она осталась со мной… Я твердил себе: «Она моя!.. Они не имеют на нее никаких прав…» Проблуждав неизвестно где почти всю ночь, я вернулся домой. Меня совсем развезло. Жена встретила меня со злым видом и, когда меня вырвало на ковер, проворчала: «Ты мне омерзителен!».. Ну вот, с этого все и началось. Еще недавно я чувствовал себя счастливым человеком, и вдруг все изменилось…

 — Где живет Роже Пру?

 — На улице Толозе, — тихо проговорил Планшон, опустив голову.

 — Все эти два года?

 — Да, приблизительно…

 — Он живет с вашей женой?

 — Мы живем в доме все трое…

 Он принялся снова протирать стекла очков. Мегрэ заметил, что ресницы у его собеседника слегка подрагивали.

 — Вам все это кажется невероятным?

 — Нет, почему лее.

 — Понимаете, разве я мог ее покинуть?

 — Кого, свою жену?

 — Вначале я оставался в доме из-за нее. А теперь и не знаю. Думаю, что живу там ради дочери, но, возможно, это и не так… Видите ли, мне казалось, что я не могу жить без Рене… Сама мысль снова стать одиноким… Да я и не имел права выгнать ее вон. Ведь это я взял ее в свои дом, я просил ее выйти за меня замуж… Разве в какой-то степени я за нее не отвечаю?

 Он шумно сопел, косясь на графин. Мегрэ налил ему второй стаканчик, который Планшон выпил залпом.

 — Вы, вероятно, думаете, что я пьяница… Я действительно почти им стал… По вечерам они не желают видеть меня в доме и чуть ли не выставляют меня за дверь… Вы не представляете, как они злятся на меня…

 — Пру поселился в доме в тот же день, когда вы их застали в спальне?

 — Нет… Не сразу… На следующий день я удивился: он вел себя на работе так, будто ничего не произошло… Я не решался спросить у него, как он собирался поступить… Я боялся, как уже говорил, потерять жену… И совсем не чувствовал, что нахожусь у себя дома… С женой я не разговаривал… Уверен, что они продолжали встречаться, а вскоре и вовсе перестали таиться… Домой, я не решался возвращаться, а когда входил в дом, то нарочно шумел, чтобы предупредить их о своем присутствии… Однажды вечером он остался на ужин… Это было в день его рождения, и Рене постаралась хорошо приготовить еду… На стол выставили бутылку игристого вина… За десертом жена обратилась ко мне: «Ты не хочешь немного прогуляться? Разве не понятно, что ты нам мешаешь?» И я отправился на улицу… Зашел в какой-то бар выпить… Задавал себе вопросы и пытался на них ответить… Давал самые различные объяснения тому, что произошло… Тогда мне и мысль не приходила в голову, чтобы убить их, клянусь вам!.. Вы мне верите, господин комиссар?.. Не принимаете ли вы меня за сумасшедшего?.. Скажите мне, что я не такой уж отвратительный тип, как это утверждает моя жена. Силуэт мадам Мегрэ мелькнул за стеклянной дверью в кухне, и Планшон простонал:

 — Вы так и не поужинали из-за меня… Почему вы не идете есть?

 Время ужина прошло, да и любимые телевизионные новости, наверное, уже закончились.