• Комиссар Мегрэ

Глава 1

 Что происходило в отеле «Георг Пятый», пока в Париже шел дождь, Мегрэ спал, а несколько человек делали все, что могли

 

 — Самые коварные дела — те, что вначале выглядят такими простыми, что ты не придаешь им большого значения. Они вроде тех болезней, которые начинаются почти незаметно, с чего-то неопределенного, что называют просто «недомогание». Когда такую болезнь наконец начинают принимать всерьез, часто бывает слишком поздно.

 Мегрэ сам сказал это инспектору Жанвье как-то вечером, когда они вместе возвращались на набережную Орфевр через Новый мост.

 Но в эту ночь Мегрэ ничего не говорил по поводу событий, которые разворачивались рядом с ним, потому что крепко спал рядом с мадам Мегрэ в своей квартире на бульваре Ришар-Ленуар.

 Если бы он и ожидал неприятностей, то думал бы не об отеле «Георг Пятый», о котором в газетах чаще пишут под заголовком «Светская хроника», чем под заголовком «Происшествия». Он подумал бы о дочери одного депутата, которую был вынужден пригласить в свой кабинет, чтобы порекомендовать ей в будущем воздержаться от некоторых эксцентричных поступков. Хотя Мегрэ и говорил с ней отеческим тоном, она очень плохо восприняла его совет.

 — Кто бы вы ни были, вы только служащий, и я добьюсь, чтобы вас уволили!

 Правда, ей только что исполнилось восемнадцать.

 В три часа утра пошел слабый, мелкий дождь. Его едва можно было разглядеть, но все же его хватило, чтобы отлакировать тротуары и мостовые улиц и усилить блеск фонарей, как слезы усиливают блеск глаз.

 В половине четвертого на четвертом этаже отеля «Георг Пятый» зазвенел звонок в комнате, где дремали горничная и лакей. Оба спящих открыли глаза. Лакей первым заметил, что лампа, которая зажглась, была желтого цвета, и сказал:

 — Это Жюля.

 Его слова означали, что звонили Жюлю, коридорному, который сейчас понес одному из постояльцев бутылку датского пива.

 Гостиничные слуга и служанка снова заснули каждый в своем кресле. После этого довольно долго было тихо, потом снова прозвучал звонок. Это произошло в тот момент, когда Жюль (ему было больше шестидесяти лет, но он продолжал дежурить по ночам) вернулся с пустым подносом.

 — Ну вот опять! — проворчал он сквозь зубы и не спеша направился к номеру 332, где светилась сигнальная лампа над дверью. Он постучал в эту дверь, немного подождал и, поскольку ничего не услышал в ответ, тихо открыл ее.

 В гостиной номера — темнота и ни одного человека.

 Немного света пробивалось в нее только из спальни. И оттуда же непрерывно доносились стоны, слабые, словно стонало животное или ребенок.

 Маленькая графиня лежала на своей кровати, полузакрыв глаза, чуть приоткрыв рот и прижав обе ладони к груди примерно там, где находится сердце.

 — Кто это? — простонала она.

 — Коридорный, госпожа графиня.

 Жюль хорошо знал графиню, и она тоже отлично его знала.

 — Я умираю, Жюль. Не хочу умирать! Скорее позовите врача. Есть врач в отеле?

 — В такой час — нет, госпожа графиня, но я скажу медсестре.

 За час с небольшим до этого Жюль принес в этот номер бутылку шампанского, бутылку виски, содовую воду и ведерко со льдом. Все эти бутылки и стаканы по-прежнему стояли в гостиной, кроме бокала для шампанского, который лежал перевернутым на ночном столике.

 — Алло! Скорее позовите мне медсестру!..

 Мадемуазель Розэ, дежурная телефонистка, не удивилась этому, вставила в одно из многочисленных гнезд коммутатора первый штепсель, потом так же вставила второй.

 Жюль услышал далекий звонок, а потом сонный голос:

 — Алло… Медсестра слушает…

 — Вы не могли бы сейчас же спуститься в номер 332?

 — Жюль, я умираю… — донеслось с кровати.

 — Вот увидите, госпожа графиня: вы не умрете.

 Жюль не знал, что ему делать, пока он ждет медсестру. Он зажег лампы в гостиной, заметил, что бутылка из-под шампанского пуста, а бутылка виски выпита только на три четверти.

 Графиня Пальмиери продолжала стонать, сжимая ладонями грудь.

 — Жюль…

 — Да, госпожа графиня?..

 — Если ко мне придут слишком поздно…

 — Мадемуазель Женеврие сейчас спустится.

 — Если все-таки ко мне придут слишком поздно, скажите им, что я отравилась, но не хочу умирать…

 В этот момент медсестра с серым лицом, которое было почти одного тона с ее сединой, вошла в комнату, сначала для приличия тихо постучав в дверь. Ее тело под белым халатом еще пахло постелью. В руках у нее был пузырек Бог знает с чем коричневатого цвета, а карманы раздулись от коробочек с лекарствами.

 — Она говорит, что отравилась…

 Мадемуазель Женеврие прежде всего огляделась, заметила корзину для бумаг, вынула оттуда коробочку из-под лекарства и прочла надпись на этикетке.

 — Попросите телефонистку вызвать доктора Фрера… Это срочно…

 Можно было подумать, что теперь, когда рядом был кто-то, чтобы ее лечить, графиня покорилась своей судьбе: она больше не пыталась говорить, и ее стоны сделались еще слабее.

 — Алло! Скорее позовите доктора Фрера. Да нет, это я не для себя. Это медсестра сказала, чтобы вызвать.

 В первоклассных отелях и в некоторых кварталах Парижа такое происходит настолько часто, что в дежурной части парижской полиции, если ночью поступает вызов, например из XVI округа, почти всегда кто-нибудь спрашивает:

 — Гарденал?

 Это название медикамента сделалось нарицательным: его стали использовать в значении «отравление снотворным», как говорят «берси» в значении «пьяница».

 — Принесите мне горячей воды…

 — Кипяченой?

 — Не важно, лишь бы была горячая.

 Мадемуазель Женеврие пощупала графине пульс и приподняла ей верхнее веко на одном из глаз.

 — Сколько таблеток вы проглотили?

 Графиня ответила голосом маленькой девочки:

 — Не знаю… Уже не знаю… Не дайте мне умереть…

 — Конечно, не дам, моя милая… Все-таки выпейте вот это…

 Медсестра поддержала графиню за плечи и поднесла стакан с лекарством к ее губам.

 — Это серьезно?

 — Пейте!

 В двух шагах оттуда, на проспекте Марсо, доктор Фрер торопливо оделся и схватил чемоданчик. Чуть позже он вышел из спящего дома и сел в машину, которая была припаркована у края тротуара.

 Отделанный мрамором вестибюль отеля «Георг Пятый» был безлюден. В одной его половине сидела только ночная дежурная по приему въезжающих, которая читала газету, пряча ее под столом из красного дерева, а во второй — только консьерж, который не делал ничего.

 — В триста тридцать второй… — объявил ему врач, проходя мимо.

 — Я знаю.

 Ему уже все рассказала телефонистка.

 — Вызвать машину «Скорой помощи»?

 — Посмотрю, надо ли.

 Доктор Фрер уже бывал в большинстве номеров этого отеля. Так же, как медсестра, он постучал — вернее, стукнул в дверь один раз, в каком-то смысле символически, вошел в номер, снял шляпу и направился в спальню.

 Жюль, после того как принес кувшин горячей воды, отошел в угол.

 — Отравление, доктор… Я дала ей…

 Врач и медсестра обменялись несколькими словами, и это было похоже на стенограмму или на связь с помощью кодов, а в это время у графини, которую медсестра по-прежнему поддерживала, прошло несколько сильных приступов тошноты и началась рвота.

 — Жюль!

 — Да, доктор?

 — Скажите, пусть позвонят в американскую больницу в Нейи, чтобы оттуда прислали машину.

 Во всем этом не было ничего из ряда вон выходящего.

 И вот телефонистка с наушниками на голове уже говорила другой телефонистке, дежурившей ночью там, в Нейи:

 — Точно не знаю, моя милая. Что-то случилось с графиней Пальмиери, там наверху у нее врач.

 В номере 332 зазвонил телефон.

 Жюль снял трубку и объявил:

 — «Скорая помощь» будет здесь через десять минут.

 Врач в это время укладывал в чемоданчик шприц, которым только что сделал укол.

 — Мне ее одеть?

 — Только заверните в одеяло. Если заметите где-нибудь чемодан, положите туда что-нибудь из ее вещей, — что ей потребуется, вы знаете лучше меня.

 Через четверть часа после этого два санитара спустили маленькую графиню по лестнице, а потом подняли и положили в машину «Скорой помощи».

 Доктор Фрер в это время садился в свой автомобиль:

 — Я буду там одновременно с вами.

 Он знал этих санитаров. И санитары тоже знали его.

 А в больнице доктор был знаком и с дежурной из приемного покоя, которой сказал несколько слов, и с молодым дежурным врачом. Эти люди говорили мало, все время словно на языке кодов, потому что привыкли работать вместе.

 — Сорок первая свободна…

 — Сколько таблеток?

 — Она этого не помнит. Нашли пустую упаковку.

 — Рвота была?

 Эта медсестра была так же хорошо знакома доктору Фреру, как та, что работала в «Георге Пятом». Пока она хлопотала возле больной, врач наконец зажег папиросу.

 Промывание желудка. Пульс. Снова укол.

 — Остается только дать ей выспаться. Меряйте пульс каждые полчаса.

 — Да, доктор.

 Врач спустился вниз на лифте, точно таком же, как в отеле, и дал дежурной из приемного покоя несколько указаний, которые та записала.

 — Вы сообщили в полицию?

 — Пока нет…

 Он посмотрел на черно-белые настенные часы. Четверть пятого.

 — Соедините меня с полицейским комиссариатом на улице Берри.

 На другом конце провода, в комиссариате, фонарь освещал стоявшие перед дверью велосипеды. В самом помещении двое молодых полицейских играли в карты, а их капрал варил себе кофе на спиртовке.

 — Алло! Комиссариат на улице Берри. Доктор… как фамилия? Фрер? Пишется через «е»? Хорошо. Я вас слушаю. Подождите минуту.

 Капрал схватил карандаш и стал записывать на клочке бумаги то, что ему сообщали.

 — Да… Да… Я сообщу, что вы сейчас отправляете нам ваш акт… Она умерла?

 Положив трубку, он сказал двум другим дежурным, которые смотрели на него:

 — Гарденал… В «Георге Пятом».

 Для капрала это означало всего лишь еще одну работу. Он со вздохом снова поднял трубку:

 — Центральный пост? Это комиссариат на улице Берри.

 Это ты, Маршаль? Как там у вас? Здесь тихо. Потасовка?

 Нет, их не оставили в комиссариате. Один из этих типов знает кучу важных людей, понимаешь? Я был вынужден позвонить комиссару, и он сказал, чтобы я их отпустил.

 Речь шла о скандале в ночном кабаре на улице Понтье.

 — Хорошо! У меня тут другое. Гарденал. Ты записываешь? Графиня. Да, графиня. Настоящая или нет, про это ничего не знаю. Пальмиери. «П» — Поль, «а» — Артур, «л» — Леон, мягкий знак, «м»… Да, Пальмиери.

 Отель «Георг Пятый.» Номер 332. Доктор Фрер. Американская больница в Нейи… Да, говорила. Она хотела умереть, потом расхотела… Знакомое дело…

 В половине шестого инспектор Жюстен из VIII округа опросил ночного консьержа «Георга Пятого» и при этом записал несколько слов в свою записную книжку. После этого он поговорил с официантом Жюлем, а потом направился в Нейи, в больницу, где ему сказали, что графиня спит и угрозы для ее жизни нет.

 В восемь часов утра дождь по-прежнему шел, но небо было ясным, и немного простуженный Люка садился за стол в своем кабинете на набережной Орфевр, где его дожидались поступившие за ночь донесения.

 В них он обнаружил — в виде нескольких официальных фраз — следы потасовки на улице Понтье десятка девиц, нескольких пьяниц, нападения с ножом на улице Фландрии и еще нескольких происшествий, которые не выходили за рамки обычного.

 Кроме того, шесть строчек сообщили ему, что графиня Пальмиери, урожденная Ла Серт, пыталась покончить жизнь самоубийством.

 Мегрэ пришел на Набережную в девять часов и был немного озабочен историей с дочерью депутата.

 — Шеф обо мне не спрашивал?

 — Пока нет.

 — В донесениях есть что-нибудь важное?

 Люка одну секунду поколебался, но в конце концов решил, что попытка самоубийства, даже если она произошла в «Георге Пятом», не может считаться чем-то важным, и ответил:

 — Ничего.

 Он и не подозревал, что в этот момент совершает крупную ошибку, которая осложнит жизнь комиссару Мегрэ и всей уголовной полиции.

 Когда в коридоре прозвучал звонок, комиссар взял несколько папок с делами, вышел из кабинета и вместе с остальными начальниками служб направился к главному шефу. Там речь зашла о делах, которые были в производстве у разных комиссаров, но о графине Пальмиери Мегрэ не говорил, потому что не знал о ней.

 В десять часов он вернулся в свой кабинет и с трубкой во рту начал писать отчет о вооруженном нападении, которое произошло за три дня до этого и виновников которого он надеялся вскоре арестовать благодаря тому, что они потеряли на месте преступления альпийский берет.

 Примерно в этот момент некто Джон Т. Арнольд, который, надев халат поверх пижамы, ел первый завтрак в отеле «Скриб» на Больших бульварах, снял трубку телефона:

 — Алло, мадемуазель! Будьте добры позвать полковника Уорда, отель «Георг Пятый».

 — Сию минуту, месье Арнольд.

 Месье Арнольд был здесь давним клиентом и жил в «Скрибе» почти круглый год.

 Телефонистка из «Скриба» и телефонистка из «Георга Пятого» никогда не видели друг друга, но были знакомы, как случается у телефонистов.

 — Алло! Милая, соедини меня, пожалуйста, с полковником Уордом.

 — Это для Арнольда?

 Арнольд и полковник имели привычку звонить друг другу по нескольку раз в день, а звонок в десять утра был у них традицией.

 — Он еще не просил подать первый завтрак. Мне все-таки позвать его?

 — Подожди, я спрошу своего абонента.

 Штепсель сменил гнездо.

 — Месье Арнольд? Полковник еще не требовал первый завтрак. Мне разбудить его?

 — Он не оставил записку?

 — Мне ничего об этом не говорили.

 — Сейчас действительно десять?

 — Десять часов десять минут.

 — Позовите его.

 Снова перемещение штепселя.

 — Позвони ему в дверь, моя милая. Если он будет ворчать, тем хуже.

 И на этом канале наступила тишина. Телефонистка «Скриба» соединила еще трех абонентов, причем одного из них — с Амстердамом, прежде чем позвонила сама:

 — Алло! Моя милая, ты не забыла про моего полковника?

 — Я нажимаю его звонок не переставая. Он не отвечает.

 Через несколько минут «Скриб» снова вызвал «Георга Пятого».

 — Послушай, моя милая. Я сказала своему абоненту, что полковник не отвечает. Он говорит, что это невозможно, что полковник ждет его звонка в десять часов, что это очень важно.

 — Я еще раз позвоню полковнику. — Потом, когда и эта попытка не дала результата: — Подожди минутку. Я спрошу у консьержа, не вышел ли полковник. — Тишина. — Нет, его ключа нет на доске. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

 Джон Т. Арнольд в своем номере терял терпение.

 — Мадемуазель, что такое? Вы забыли о моем заказе?

 — Нет, месье Арнольд. Полковник не отвечает. А консьерж не видел, чтобы он выходил, и его ключа нет на доске.

 — Пошлите коридорного постучать в дверь.

 На четвертом этаже, где жил полковник Уорд (между ним и графиней Пальмиери было пять номеров), работал уже не Жюль, а сменивший его другой коридорный, итальянец по имени Джино.

 Этот коридорный снова связался с консьержем:

 — Там не отвечают, а дверь заперта на ключ.

 Консьерж повернулся к своему помощнику:

 — Сходи посмотри.

 Помощник в свою очередь позвонил в дверь, потом постучал и тихо позвал:

 — Полковник Уорд…

 Затем вынул из кармана отмычку и сумел открыть дверь.

 Ставни в номере были закрыты, и в гостиной на столе горела непогашенная лампа. В спальне — тоже свет, кровать постелена на ночь, пижама развернута.

 — Полковник Уорд…

 На стуле висела одежда темного цвета, а на ковре лежали носки и пара туфель, одна из которых была перевернута подошвой вверх.

 — Полковник Уорд!

 Дверь ванной была напротив. Помощник консьержа сначала постучал в нее, потом открыл ее толчком и смог выговорить только:

 — М!..

 Он решил было позвонить по телефону из спальни полковника, но ему так не хотелось оставаться в этом месте, что он предпочел уйти. Закрыв за собой дверь номера, этот человек бегом спустился по лестнице, забыв про лифт.

 Внизу три или четыре постояльца собрались вокруг консьержа, который смотрел для них расписание трансатлантических авиалиний. Помощник шепнул на ухо своему начальнику:

 — Он умер…

 — Минуту… — Затем консьерж, который только теперь начал воспринимать смысл того, что услышал, спросил: — Что ты говоришь?

 — Он лежит мертвый. В своей ванне.

 Консьерж по-английски попросил клиентов потерпеть одну минуту, прошел через холл и наклонился над столом регистрации въезжающих.

 — Месье Жиль в своем кабинете?

 Кто-то из регистраторов жестом ответил «да». Тогда консьерж прошел в левый угол вестибюля и постучал там в дверь:

 — Простите меня, месье Жиль. Я только что велел Рене подняться к полковнику. Похоже, полковник лежит мертвый в своей ванне.

 Месье Жиль был одет в полосатые брюки и черный шевиотовый пиджак. Он повернулся к своей секретарше:

 — Немедленно вызовите доктора Фрера. Он, должно быть, сейчас ходит по вызовам. Пусть его найдут.

 Месье Жиль знал то, чего еще не знала полиция. И консьерж месье Альбер тоже знал.

 — Что вы об этом думаете, Альбер?

 — Разумеется, то же, что и вы.

 — Вам сообщили про графиню?

 Ответом стал кивок.

 — Я иду наверх…

 Но, поскольку месье Жилю не хотелось идти туда одному, он выбрал себе в спутники одного из молодых людей в куртках и с напомаженными волосами, которые регистрировали въезжающих. Проходя мимо консьержа, снова занявшего свое место, месье Жиль сказал ему:

 — Дайте знать медсестре. Пусть она немедленно спустится в номер 347.

 Вестибюль не был пуст, как ночью. Три американца по-прежнему обсуждали, каким рейсом им лучше лететь.

 Только что приехавшая пара заполняла карточки за регистрационным столом. Цветочница была на своем обычном месте, и продавщица газет тоже — обе недалеко от киоскера, продававшего театральные билеты. В креслах сидели и ждали несколько человек, среди них — старшая продавщица знаменитого кутюрье, которая принесла коробку с платьями.

 Наверху, в ванной комнате номера 347, у директора больше не хватало смелости смотреть на тучное тело полковника, которое лежало в ванне в смешной позе: голова была под водой, наружу выступал только живот.

 — Вызови мне…

 Звонок телефона рядом в спальне привел директора в себя, и он бросился туда.

 — Месье Жиль? — Это был голос телефонистки. — Я смогла найти доктора Фрера у одного из его пациентов на улице Франциска Первого. Он будет здесь через несколько минут.

 Молодой регистратор спросил:

 — Кого я должен вызвать?

 Разумеется, полицию. Когда происходит несчастье такого рода, это необходимо. Месье Жиль был знаком с полицейским комиссаром своего квартала, но эти двое не любили друг друга. Кроме того, полицейские из комиссариата иногда вели себя недостаточно тактично, а это не могло не вызывать беспокойства в таком отеле, как «Георг Пятый».

 — Вызови мне уголовную полицию.

 — Кого?

 — Начальника.

 Месье Жиль и начальник уголовной полиции часто оказывались рядом на званых обедах, и, хотя сказали друг другу лишь несколько фраз, этого было достаточно, чтобы считаться знакомыми.

 — Алло! Это начальник уголовной полиции? Извините, месье Бенуа, что я вас беспокою. Говорит Жиль, директор «Георга Пятого». Алло! Сейчас только что случилось… Я хочу сказать… Я только что узнал… — Он не знал, как говорить про такое. — К несчастью, речь идет о важном лице, о человеке, известном во всем мире…

 О полковнике Уорде… Да, Дэвид Уорд. Минуту назад один из моих служащих обнаружил его мертвым в ванне. Нет, больше я ничего не знаю. Я решил, что лучше сразу позвонить вам. С минуты на минуту я жду врача.

 Бесполезно просить вас…

 Просить, разумеется, о том, чтобы не было шума. Директор совершенно не хотел, чтобы журналисты и фотографы осаждали его отель.

 — Нет… Разумеется, нет… Обещаю вам, что никто ни к чему не прикоснется… Я лично буду в этом номере.

 Сейчас как раз пришел доктор Фрер. Хотите поговорить с ним?

 Доктор, еще ничего не знавший, взял трубку, которую ему подавали:

 — Доктор Фрер слушает. Алло! Да… Я был у больного и только что пришел. Что вы сказали? Я не могу утверждать, что это один из моих пациентов, но я с ним знаком. Всего один раз мне пришлось лечить его от безобидного гриппа.

 Как так? Наоборот, очень крепкое, несмотря на ту жизнь, которую он ведет… которую он вел, если хотите… Извините меня: я еще не видел тело… Разумеется… Да… Да… Я вас понял… До скорой встречи, господин начальник полиции.

 Вы хотите снова поговорить с директором? Нет?

 Доктор положил трубку и спросил:

 — Где он?

 — В ванне.

 — Начальник уголовной полиции советует ни до чего не дотрагиваться, пока он кого-нибудь не пришлет.

 Месье Жиль обратился к молодому человеку из службы приема:

 — Можешь идти вниз. Пусть служащие ждут людей из полиции и, когда те придут, проведут их наверх по-тихому. И пожалуйста, никакой болтовни на эту тему в вестибюле… Понятно?

 — Да, господин директор.

 
 

 В кабинете Мегрэ раздался звонок.

 — Вы не можете на минуту подняться ко мне?

 Комиссара уже в третий раз отрывали от работы с тех пор, как он начал писать отчет по поводу вооруженного ограбления. Он зажег трубку, которая погасла, потому что он за ней не следил, прошел по коридору и постучал в дверь начальника.

 — Входите, Мегрэ. Садитесь…

 К дождю начали примешиваться лучи солнца, и один из них блестел на медной чернильнице начальника полиции.

 — Вы знаете, кто такой полковник Уорд?

 — Я видел его имя в газетах. Это тот, у которого три или четыре жены, да?

 — Его только что нашли мертвым в его ванне в «Георге Пятом».

 Мегрэ выслушал это с полнейшей невозмутимостью, потому что его ум все еще был занят делом о вооруженном грабеже.

 — Думаю, будет лучше всего, если туда поедете вы сами. Врач, который более или менее постоянно обслуживает этот отель, сейчас сказал мне, что у полковника еще вчера было прекрасное здоровье и, насколько ему известно, тот никогда не страдал болезнью сердца. Этим займется пресса, и не только французская, а многих стран…

 Мегрэ терпеть не мог истории со слишком известными людьми, которых можно трогать только в перчатках.

 — Я еду туда, — сказал он.

 Опять придется отложить отчет! С недовольным видом Мегрэ открыл дверь комнаты инспекторов и стал думать, кого выбрать себе в спутники. Жанвье был на месте, но тоже занят вооруженным ограблением.

 — Вот что: зайди ко мне в кабинет и попробуй продолжить мой отчет. А ты, Лапуэнт… — Молодой Лапуэнт поднял голову. Он был вне себя от счастья. — Надень шляпу: ты пойдешь со мной.

 Потом комиссар сказал Люка:

 — Если меня будут спрашивать, я в «Георге Пятом».

 — Это по поводу отравления?

 Люка покраснел: вопрос сорвался у него с языка сам собой.

 — Какого отравления?

 — Графини… — пробормотал Люка.

 — О чем ты говоришь?

 — Сегодня утром в донесениях было что-то про графиню с итальянской фамилией, которая пыталась покончить с собой в «Георге Пятом». Я ничего не сказал вам только потому, что…

 — Где это донесение?

 Люка порылся в куче бумаг, громоздившейся у него на столе, и вынул оттуда листок — донесение на официальном бланке.

 — Она не умерла, вот почему я…

 Мегрэ прочел те несколько строк, о которых вспомнил его помощник.

 — Ее смогли опросить?

 — Не знаю. Кто-то из VIII округа ходил в больницу в Нейи. Я пока не знаю, была ли графиня в состоянии говорить…

 Мегрэ не знал, что в эту же ночь, чуть раньше двух часов утра, графиня Пальмиери и полковник Дэвид Уорд вышли из такси перед отелем «Георг Пятый» и консьерж нисколько не удивился, увидев, что они вместе идут к нему за своими ключами.

 Жюль, коридорный, дежуривший на их этаже, тоже не удивился, когда, отвечая на звонок из 332 номера, увидел полковника у графини.

 — Как обычно, Жюль! — сказала графиня.

 Это означало: бутылка «Крага» сорок седьмого года и непочатая, даже не открытая бутылка «Джони Уокера»: полковник опасался пить виски, которое открыл не сам.

 Люка ожидал выговора, но вместо этого Мегрэ изумленно посмотрел на него, словно был не в состоянии поверить, что самый давний товарищ по работе мог оказаться таким бестолковым. И от этого Люка почувствовал себя виноватым больше, чем от любого выговора.

 — Идем, Лапуэнт.

 По пути они столкнулись с одним мелким негодяем, которого комиссар вызвал к себе.

 — Приди ко мне сегодня днем.

 — Во сколько часов, шеф?

 — Во сколько захочешь.

 — Мне брать машину? — спросил Лапуэнт.

 Машину они взяли, и Лапуэнт сел за руль.

 В «Георге Пятом» портье уже имел на этот счет указания:

 — Оставьте машину здесь. Я ее припаркую.

 Все получили указания. Пока двое полицейских шли по «Георгу Пятому», двери тут же открывались перед ними, и они мгновенно оказались в 347-м номере, где уже находился директор, предупрежденный по телефону.

 Мегрэ не часто выпадал случай работать в «Георге Пятом», но все же его вызывали в этот отель два или три раза, так что он был знаком с месье Жилем и теперь пожал ему руку. Доктор Фрер ждал в гостиной возле столика на одной ножке, куда поставил свой черный чемоданчик. Это был хороший человек, очень спокойный, лечивший влиятельных людей и знавший почти столько же их тайн, сколько сам Мегрэ. Только он вырос в другом мире, куда полицейским редко случалось входить.

 — Он мертв?

 Врач кивнул.

 — Когда примерно умер?

 — Точное время позволит установить только вскрытие, если будет приказ его провести — а я предполагаю, что такой приказ будет.

 — Это не несчастный случай?

 — Подойдите посмотреть…

 Мегрэ так же, как месье Жиль, не оценил по достоинству то зрелище, которое представляло собой голое тело в ванне.

 — Я его не двигал, потому что с медицинской точки зрения это было бесполезно. На первый взгляд это похоже на один из тех несчастных случаев, которые происходят в ванных чаще, чем принято считать. Человек поскользнулся, голова ударилась о край, и…

 — Я знаю… Только от этого не остаются следы на плечах. Вы это хотите сказать?

 Мегрэ тоже заметил два более темных, чем кожа рядом, пятна, похожих на кровоподтеки, на плечах мертвеца.

 — Вы думаете, ему помогли умереть, да?

 — Не знаю… Я бы предпочел, чтобы этот вопрос решил судебно-медицинский эксперт…

 — Когда вы в последний раз видели полковника живым?

 — Примерно неделю назад, когда приходил сделать укол графине.

 Месье Жиль нахмурился. Может быть, он хотел избежать разговора об этой женщине?

 — Графине с итальянской фамилией?

 — Графине Пальмиери.

 — Той, которая этой ночью пыталась покончить с собой?

 — По правде говоря, я не уверен, что она пыталась всерьез. Что она проглотила много фенобарбитала, это точно. Но я знаю, что она постоянно принимает его по вечерам. Она приняла большую дозу, но сомневаюсь, что проглотила так много, чтобы это могло привести к смерти.

 — Имитация самоубийства?

 — Этот вопрос я как раз задаю себе…

 Оба, и доктор, и Мегрэ, часто имели дело с женщинами — и почти всегда это были красивые женщины, которые из-за ссоры, разочарования или любовной истории принимали столько снотворного, чтобы оно вызвало симптомы отравления, но не поставило под угрозу жизнь.

 — Вы говорите, что полковник был у графини, когда вы делали ей укол?

 — Я делал ей эти уколы два раза в неделю, когда она жила в Париже. Витамины В и С. Ничего серьезного у нее не было. Переутомление… Понимаете?

 — А полковник?..

 Месье Жиль предпочел ответить на этот вопрос сам:

 — Полковник и графиня были в очень близких отношениях… Но жили в разных номерах, и я всегда спрашивал себя отчего, потому что…

 — Он был ее любовником?

 — Это была признанная, можно сказать, узаконенная обществом близость.

 Еще два года назад, если я не ошибаюсь, полковник потребовал у жены развод, и в их кругу ожидали, что, став свободным, он сразу женится на графине.

 Мегрэ чуть не спросил с притворной наивностью: «В каком кругу?»

 Зачем спрашивать? Тут зазвонил телефон, и Лапуэнт взглянул на шефа, чтобы понять, что делать. Было заметно, что обстановка отеля произвела впечатление на молодого инспектора.

 — Ответь…

 — Алло? Что? Да, он здесь… Да, это я…

 — Кто это? — спросил Мегрэ.

 — Люка. Он хотел бы сказать пару слов.

 — Алло, Люка…

 Для того чтобы исправить свою утреннюю ошибку, Люка созвонился с американской больницей в Нейи.

 — Простите меня, шеф. Я же никогда не прощу себе этого! Она не вернулась в отель?

 Графиня Пальмиери только что вышла из своей палаты, где ее оставили одну, и сбежала из больницы. Никто даже не подумал помещать ей сделать это.